Я тут недавно присоединился в соавторстве к написанию фентезюшки-фантастики по планете, населенной реконструкторами эпохи Бакумацу, половина из которых - коренные японцы, а половина понабежала из разных стран. Автор идеи не я, а
Anla-shok. Вот тут ее часть -
zhurnal.lib.ru/s/shilaj_i_w/ (Новые Шинсенгуми,Тоши,Отимэ Хадаэ,Аканэ Танджиро)
Я подписался под это потому что меня заинтересовало написать про экстримально-националистическо-японскую организацию, которая бы попробовала подмять под себя весь этот цветущий мир. Пока получилось такое вот начало. Моя часть называется Люди совершенства, по названию организации.
Кому интересно - читайте. Буду сюда потихонечку выкладывать. Правда пишу мало пока. Работы много.
Глава 1
1.
Солнце клонилось к горизонту, окрашивая деревянные стены дома золотистыми и багровыми всполохами. Жара уже почти схлынула, уступая место вечерней прохладе. Мужчина в черных хакама и серо-голубом косоде сидел на ступенях дома и, запрокинув голову к небу, наблюдал за уплывающим солнцем. Его немолодое лицо, неровно разделенное на две половины длинным тонким шрамом, казалось восковым. Глаза смотрели не мигая и не двигаясь.
- Дядюшка Шу! Дядюшка Шу! - от ворот по направлению к ступеням, где расположился мужчина, со всех ног несся мальчишка лет 12, в ученических одеждах. Пыль из под его босых ног клубилась и разлеталась во все стороны. Мужчина оторвал взгляд от неба и неторопливо перевел его на пыль.
Мальчишка, наконец, пересек большой тренировочный двор, засыпанный песком, и коротко поклонился сидящему мужчине. Он явно торопился что-то ему передать, но не решался нарушить установленные правила. Поэтому, дожидаясь ответного кивка и приглашения к разговору, он приплясывал на месте. Мужчина, оглядывал мальчика спокойными добрыми глазами и никуда не торопился. Мальчишка облизнул губы. Слова так и рвались наружу...
- Хмм... - издал мужчина после недолгой паузы, и наконец кивнул в ответ на приветствие, - Вы несомненно куда-то торопитесь, Акимацу-сан, а меж тем нет ничего более своевременного, чем любование заходящим солнцем на закате.
"Любование! - подумал Акимацу, - Не, не стану я тратить время на такую чепуху, как любование каким-то там солнцем. Только бездельники так поступают, а мне тренироваться надо! И как только старый Шоухей умудряется оставаться таким умелым, если позволяет себе заниматься такой ерундой?! Особливо, когда тут такие дела!" Естественно, вслух Акимацу ничего из этого не высказал, а только поклонился в благодарность за совет, и быстро выпалил:
- Дядюшка Шу, я бегал в деревню Сабборо, и там очень странный самурай, из богатеньких, - он расспрашивал о Школе семи бурь и даже о Посредниках ками. Надо скорее рассказать об этом господину Киёуре! Вдруг этот самурай-сама от сёгуна, и пришел нас арестовать?!
- Шшшш, - замахал на него руками Шоухей, - не торопись. Ты всегда торопишься... - с этими словами Шоухей мягко, как кошка, и на первый взгляд неторопливо потянулся к мальчику и, слегка надавив на плечо и бедро, опрокинул его в песок.
- ...и оттого попадаешь впросак, - закончил он, отряхивая руки и мирно улыбаясь мальчишке.
- О! - только и успел вскрикнуть Акимацу, когда стремительно падал навстречу жесткому зернистому песку. "Как ему это удается? Ведь вроде постоянно ожидаешь от него подвоха, удара, а все равно всегда оказываешься застигнутым врасплох! Хоть бы только никто не выходил из дому, а то потом судачить будут по всей школе, как меня, одного из лучших учеников, в песке учитель извалял. Позору не оберешься!" Акимацу воровато поозирался, и к своему ужасу увидел, что из-за приоткрытой двери дома за ними наблюдает с десяток любопытных глаз мелкотни. И мало того, что наблюдают, а еще и посмеиваются! Акимацу вскочил на ноги как ошпаренный кипятком и отшатнулся от усевшегося обратно на ступени Шоухея, потихоньку от мастера показав мелкотне кулак. Правда, Акимацу так и не узнал, увидели ли они его жест, потому что самый мелкий из них, четырехлетний пухленький и серьезный сын коменданта крепости Нагакавы чинно задвинул перегородку, всем своим видом показывая, что ему нет дела до этого неподобающего зрелища. Но как он ни старался, Акимацу все же разглядел проступавшие на щеках ямочки от сдерживаемой улыбки.
Посидев несколько секунд с закрытыми глазами, возвращая свою душу в состояние спокойной созерцательности, Шоухей поднялся и чинно направился к главному дому, сделав знак Акимацу следовать за ним. Пока они пересекали двор и шли по коридорам главного дома к кабинету господина Киёуры, Акимацу все время мысленно ругал дядюшку Шу за его медлительность и неторопливость, и переживал, что с таким темпом передвижения, самурай из деревни быстрей найдет господина Киёуру, чем "спешащие" с новостями Шоухей и Акимацу.
читать дальше Киёура сидел на темно-зеленой подушке перед маленьким столиком и что-то писал. Обгорелая половина его лица в свете закатного солнца казалась зловеще-багровой и напоминала маску из храма Хатимана. Плотно сжатые губы с опущенными уголками делали его выражение еще более мрачным и настолько суровым, что Акимацу невольно оторопел при виде главнокомандующего. Он остановился на пороге, и, поклонившись двум самураям, распростерся в низком поклоне перед открытыми перегородками, не решаясь пройти дальше. Шоухей же торопливо вошел в комнату, быстро, но также низко поклонился, сев напротив главнокомандующего, и неторопливо начал:
- Прекрасный закат сегодня, Киёура-доно, глаз не отвести.
Киёуро коротко кивнул. Ничего не изменилось - ни поза командира, ни уверенные, скользящие движения кисти по бумаге, ни его взгляд, сосредоточенный и острый, в котором метались закатные солнечные искры, - но в воздухе повисло молчаливое и тяжелое ожидание. Акимацу одновременно с боязнью и восхищением следил за главнокомандующим. "Вот это - идеальный воин. Как взглянешь - сразу понятно, что он сеет смерть. Наверняка нет у него времени закатами любоваться! Не то, что у некоторых!" Акимацу украдкой бросил взгляд на дядюшку Шу.
- Да... - протянул Шоухей, - но есть в нем что-то недоброе... - продолжил, словно не заметивший тяжелой тишины, нагнетавшейся вокруг. - Вот и ученик мой тут тоже принес не слишком-то удачные вести. - Кисть замерла на последнем витке иероглифа. Темные тяжелые глаза Киёуры обратились к мальчику, и Акимацу съежился под давящим взглядом, как-то сразу почувствовав себя виноватым. Из глубины души начала подниматься паника. Взгляд Киёуры был похож на лавину в горах, которую однажды наблюдал Акимацу, когда они путешествовали с отцом. А Акимацу был лишь маленьким камушком на его пути. Куда унесет его лавина? Стало по-настоящему страшно. Он зажмурился и крепко стиснул зубы. "Нет, я должен выдержать его взгляд, я должен...." Акимацу открыл глаза и обнаружил, что господин Киёура, отложив в сторону кисть, рассматривает прочитанное. Словно почувствовав, что мальчик очнулся от оцепенения, Киёура произнес:
- Что ты узнал? - его звучный голос с хрипотцой разлетелся по комнате. "Ну точно - лавина" - подумал Акимацу. Надо было как-то отвечать, а у Акимацу с перепугу словно язык отнялся.
- Я...
- Он был в деревне... - пришел было ему на выручку дядюшка Шу, но властный взмах руки остановил его.
- Пусть сам расскажет.
- Я... - Акимацу судорожно сглотнул, недоумевая, что же с ни творится такое, - я был в деревне... и там самурай... он расспрашивал, как найти Посланников ками и Школу семи бурь, - выпалил он.
- Как выглядел самурай? - спокойно продолжил допрашивать господин главнокомандующий.
- Высокий такой, тонкий, как тростник. В шелковом лиловом кимано с серым лебедем и иероглифами на плече.
- Какими?
Акимацу залился краской от стыда.
- Простите меня, господин главнокомандующий, я не разглядел, - он низко поклонился, благодаря предков за то, что можно спрятать и стыд и смущение, отражающиеся на лице, в вежливом поклоне.
- В следующий раз будь внимательнее. Иди, ты свободен.
Акимацу исподтишка глянув в сторону господина Киёуры, еще раз поклонился, неторопливо поднялся по всем правилам, и пошел по коридорам обратно во двор. Едва комната господина Киёуры с охранявшими ее самураями исчезла из виду, он пустился бежать и уже не останавливался, пока не забрался на высокую крышу школы, где частенько прятался от всех. Его трясло. Не то от страха, не то от стыда, не то от напряжения. "Вот, значит, какой ты из себя, Киёура, огненный демон".
2.
Шоухей улыбался своей неподражаемой скрытой улыбкой, которая мелькала только в лисьем выражении глаз, да еще иногда проявлялась в изгибе бровей. В целом же лицо мастера оставалось серьезным на протяжении всего разговора с главнокомандующим, во время которого Шоухей тихонько наблюдал за сменой настроений своего не в меру горячего ученика.
- Что думаешь, Шоухей-сан? – задумчиво спросил господин Киёура, едва они остались одни. Киёура сложил письмо и наложил на него восковую печать. Шоухей следил за привычно-плавными движениями рук командира, выдерживая паузу.
- А что тут думать, командир-доно? Акимацу вырастет надежным и верным человеком, в этом нет никаких сомнений, только бы не успел он по недомыслию и ярости нрава глупостей наделать…
- Понятно. Следи за его воспитанием, он нужен мне будет позже. И в следующий раз я хочу видеть в его глазах не страх, а преданность, как и положено самураю.
- Ха-ай, - лениво протянул Шоухей, по всем правилам поклонившись.
– Ты, как его учитель несешь ответственность за все его недостатки, - продолжил Киёура, сделав вид, что не заметил нарочитой лени, прозвучавшей в голосе дядюшки Шу, - и если, когда придет время ему отдать свою жизнь, он проявит малодушие – это будет твоя вина.
Слова главнокомандующего заставили Шоухея вздрогнуть. Что такого приготовил он мальчишке? Отчего ему придется отдать свою жизнь? У Киёуры явно были какие-то свои планы на лучшего ученика Школы семи бурь, но он не торопился ими делиться с Шоухеем, как впрочем, и всеми остальными планами. Что ни говори, Киёура был человеком не разговорчивым и в курс дела вводил только тех, кому это дело приходилось выполнять. Всего же о Посланцах ками не знал никто, кроме, разве что, самого Киёуры. Спрашивать у него о мальчике было бесполезно, это бы вызвало раздражение командира, и результат разговора мог бы стать каким угодно, но уж точно не таким, на какой надеялся Шоухей. «Ничего, выясним по-другому. Порасспрашиваем сотоварищей и самого Акимацу, ведь должен же он однажды узнать о своей судьбе, и, когда узнает, тогда ему следует быть очень осторожным. Господин Киёура, конечно великий человек, но будущее за такими, как Акимацу и Эйджиро». Размышляя об этом и о судьбах Посланников ками, Шоухей снова поклонился командиру и поспешил перевести тему разговора.
- А что до этого непонятного самурая, вряд ли он представляет большую угрозу, Киёура-сама. Не смотря на все то, что понавоображал себе Акимацу-кун. Но если позволит светлейший такому низкому человеку как я дать ему совет…
Киёура нетерпеливо махнул рукой, резко оборвав его исконно вежливую форму обращения к Императору. Тонкая лесть, скрытая в самой форме обращения и приравнивавшая Киёуру к потомкам древних японских правителей, не возымела никакого эффекта на командира, а как будто даже рассердила его.
- Ближе к делу, Шоухей-сан, - холодно произнес он, - и не обращайтесь ко мне, как к Сыну Неба. Я – главнокомандующий армией, а не иностранная марионетка в руках у неумелого правительства.
«Ох-хо-хо… - мысленно посетовал дядюшка Шу, произнося извинения и низко кланяясь, - так дело не пойдет. Я сейчас чего недоброго совсем его разозлю».
- Извольте. Нужно направить кого-нибудь в деревню – следить за этим самураем, и по возможности узнать, как ему стало о нас известно и что он уже знает.
- Согласен, - Киёура подошел к двери и велел охранявшему покои самураю привести Оками Эйджиро. Самурай поклонился и поспешил выполнять приказ господина, а Киёура в задумчивости вышел на террасу и опустившись напротив небольшого озерца, принялся следить за мерным течением воды по бамбуковому желобу. Шоухей, пройдя за ним и усевшись в стороне от господина, долго не решался нарушить ход его мыслей и только тихо наблюдал за спокойным созерцательным взглядом черных глаз на волевом искореженном пожаром лице. «А он мог бы быть красивым мужчиной, если бы не все эти ожоги. Тин-чан бы он понравился…» - размышлял дядюшка Шу. И мысли его обратились к семье своей сестры, у которой было пятеро дочерей и ни одного сына, и младшую, самую беспокойную, звали Тин.
Эйджиро возник в комнате настолько неслышно, что оба мужчины поначалу не заметили его присутствия, и так и продолжали сидеть, погруженные каждый в свои мысли. Тихо и осторожно, боясь потревожить покой их размышлений, юноша прошел в комнату и сел у порога, молчаливо разглядывая знакомый до боли кабинет главнокомандующего, где все было аккуратно разложено по своим местам и чувствовалась любовь и уважение к каждой мелочи, составлявшей недорогое убранство комнаты. Эйджиро иронично оглядел себя, сознавая, насколько пыльная поношенная одежда монаха, в которую было облачено его худое жилистое тело, и его испачканные грязью босые ноги нарушали стройную гармонию этого места. «Говорят, что ками часто поселяются в вещах того человека, за судьбой которого они следят. Будь я действительно монахом, - думал Эйджиро, - я бы мог узнать, что за ками преследуют господина».
- Ожидание так же утомительно, как жажда, - нарушил тишину Киёура.
- Оками-кун мог бы и поторопиться, - подхватил Шоухей укоризненно, но беззлобно.
- Я здесь, господин, - тихим голосом отозвался Эйджиро, низко кланяясь Киёуре и коротко - Шоухею, как равному.
Киёура развернулся к Эйджиро.
- Какие новости в Накадоре? – Эйджиро казалось, что короткий взгляд командира прожег его насквозь.
- Я обошел половину провинции, от горного хребта на востоке до озера Рюмидзу на западе, - в провинции больше крестьян, чем воинов. И они искренне любят своего господина-внешника. Здесь мало ненависти, командир-доно, больше любви и мира.
- Ааа, - Шоухей махнул рукой, - мир меняется в одночасье, Оками-сан, стоит только подуть переменчивому ветру – и, глядишь, на ветвях цветущей сакуры ни листочка.
Киёура вскользь взглянул на Шоухея. Как же меняются повадки этого человека в зависимости от тех, рядом с кем он находится! Не даром говорят, что Шоухей похож на зеркало.
- Сколько в провинции истинных японцев? – спросил главнокомандующий.
- Четверть населения, около двадцати пяти тысяч, включая самураев. Это согласно последней переписи, сделанной Небесной канцелярией.
- Нэ, двадцать пять тысяч сторонников, пусть даже и крестьян – совсем не лишнее для Лю… Посланников ками, - Шоухей оговорился, едва не назвав истинное имя организации, которое запрещалось произносить под страхом смерти, кроме как на тайных собраниях. Он украдкой поглядел на Киёуру, но тот отвел взгляд, сделав вид, что он ничего не заметил.
- Да, - спокойно согласился юноша, - но их будет трудно увлечь нашими идеями.
Киёура сурово глядел на юношу. Однако, глубоко в душе созерцание Оками Эйджиро приносило ему удовольствие. Решительный взгляд мальчишки, злой и острый, горький излом губ, высокий лоб и тонкие черты лица – все в нем было гармонично, но это была не спокойная гармония созерцательности, а жестокая гармония смерти. «Когда я смотрю на тебя, мальчик, я думаю о том, что сама смерть пожаловала ко мне на службу…» А еще была верность и открытость, смягчавшие жесткий взгляд Эйджиро всякий раз, как только его глаза находили главнокомандующего. Он был готов выполнить любой его приказ, и выполнить его совершенно, даже если это потребует от него отказаться от своих принципов, от веры или души. Он шел тем самым путем воинов, который так хорошо описала классическая литература, когда любой самурай, находя себе господина, передает свою волю и жизнь в его руки. Нет более чистой преданности, чем та, что живет в сердце самурая. Киёура смотрел на Эйджиро и видел подтверждение этим словам.
- Но вам не стоит беспокоиться, Киёура-доно, - Эйджиро поклонился, - мы обратим большую часть истинных в Посланцев ками.
- Хм… - задумчиво протянул Шоухей, потирая подбородок.
- Это не твоя забота, Оками-сан, – отрезал Киёура, - ты сейчас же отправишься в город, найдешь там самурая из клана Томедзи, которого видел ученик Шоухея, Акимацу и который изволил интересоваться Посланцами ками, и…
Неожиданный грохот возле дверей комнаты отвлек внимание Киёуры. Он резко вскочил на ноги, положив руку на рукоять катаны. Оками тут же встал между господином и источником шума, и только один Шоухей остался спокойно сидеть на своем месте, только лишь повернувшись в том направлении и слегка приподняв густые всклокоченные брови.
3.
«Неужели ниндзя? Нет, эти бы подобрались тихо… Или самураи? Хорошо бы понять, сколько их…» - Эйджиро беспокойно вытянул голову, пытаясь уловить причину странных звуков. Впрочем, причина не заставила себя долго ждать – сама объявилась, перекрыв проход в коридор и по-прежнему громыхая. Нет, это были не ниндзя, не самураи, и даже не дикие животные – в сцене, которая прервала маленький совет у командира Киёуры, скорее было больше веселья, чем трагедии и напряжения. На пороге стоял господин Содо Асикага, слегка пошатываясь и волоча за собой в одной руке что-то дребезжащее, а в другой какой-то сверток, размером с небольшого человека.
Увидев Асикагу, Киёура плавно вернулся на прежнее место и, открыв веер, приготовился смотреть новый спектакль в исполнении господина Комедианта. Этот человек, будучи одним из пяти командиров Посланников Ками, умудрялся превратить в спектакль любое из происшествий, которые постоянно с ним происходили, и от этой страсти никто не мог его отвадить. Даже с женщинами или во время серьезных занятий стратегией, или тяжелых и изнурительных тренировок, господин Комедиант был верен своему прозвищу, и высмеивал все, что видел и к чему прикасался. Многим это не нравилось, многие, напротив, ему симпатизировали, но все как один сходились во мнении о том, что господин Асикага совсем не умеет быть серьезным. Родители уже давно смирились с таким непутевым сыном, и иначе как «дурашкой» его не называли, друзья постоянно подшучивали над ним, а он, к их пущему веселью корчил рожи и кривлялся, изображая разных животных и высокопоставленный людей, которые в его исполнении мало чем отличались от животных. Пожалуй что единственными людьми на всем свете, которые еще уважали Асикагу, - были люди его отряда. Непонятно, чем он заслужил уважение этих серьезных и по большей части мрачноватых воинов без особого чувства юмора, но тем не менее, его любили, уважали и немного побаивались, считая, что в него временами снисходят разные ками, увязавшиеся за его предками еще с самой Земли. Говорят, что Асикага сам распустил этот слух и теперь был особенно доволен, когда слышал, как кто-то его повторяет. Может и так, а может и действительно дело не обошлось без проделок ками – доподлинно это не известно. Но что мы знаем точно, так это то, что господин Комедиант временами вел себя очень странно.
Из-за спины командира Асикага выглянул самурай-охранник и с сокрушенным видом сделав несколько неуверенных шагов к господину, низко поклонился.
- Мы пытались остановить….
- Замолкни, Кото-кун, - рявкнул господин Асикага, страшно перекосив лицо и выгнув шею повернулся к самураю. Его выпученные большие глаза, похожие на рыбьи, остро мерцали, и от зыбкого блеска, игравшего в них, казалось, что они вращаются. Самурай, несколько напуганный его натиском, отступил назад. Асикага же продолжил, как ни в чем не бывало, - господин уже готов вытянуть мою душу из груди, и разорвать на лоскуты, чтоб вызнать, что меня привело сюда. Вон, - узловатый смуглый палец Асикаги обвинительно уперся в господина Киёуру, - глаза горят, как у демона.
Словно в смирении, Киёура неторопливо опустил глаза и жестом подозвал к себе Эйнджиро. Когда юноша, спеша выполнить волю своего господина, наклонился к нему, Киёура протянул ему сложенный вчетверо листок бумаги, запечатанный воском с гербовой отметкой летящего журавля, и тихо произнес: «Будешь в городе – передашь это торговцу пряностями в Квартале Блуждающих Огней, и проследишь, чтобы он отнес письмо в усадьбу на седьмой улице Квартала Западных Лун. Сам там не показывайся, если тебя заметят – беги. О письме никто не должен знать. Ступай немедля». Киёура слегка подтолкнул юношу в плечо, подгоняя его, и вернулся к созерцанию гаснущих лучей заходящего солнца.
Асикага что-то безумолку нараспев говорил о подарке, который ему удалось добыть для господина, а смущенный самурай-охранник возле него то бледнел, то покрывался пятнами от стыда за этого странного человека, которого он так не к месту впустил к господину во время совещания, и теперь не знал как выпроводить. Лишь один Шоухэй наблюдал за всем происходящим с заинтересованным блеском в глазах и хитренькой лисьей улыбкой.
Поклонившись господину и другим командирам, Эйнджиро вышел, уводя с собой самурая-охранника.
- Господин Асикага, - произнес юноша очень спокойным и немного поучительным голосом, ровно глядя на охранника, - такой же командир, как и господин Шоухэй и остальные, и имеет полное право видеть господина Киёуру в любой момент, когда это понадобится.
- Хай, - в один голос отозвались охранники, поклонившись самому молодому командиру Посланцев ками, который тем временем успел уже преодолеть большую часть коридора и удалиться от них на приличное расстояние.
4.
По дороге к той половине Дома учеников, которую занимал его отряд, Эйнджиро размышлял о том, где же ему искать этого загадочного самурая Томедзи. Золотое зарево почти совсем растаяло, только тонкая золотистая лента света была небрежно брошена поперек небосвода, забыта вечерней зарей. Впрочем, к тому времени, как Эйджиро добрался до Дома учеников, и она исчезла, как исчезает несбыточная мечта – легко и бесследно. Энджи проводил последний след света взглядом. «Неужели и Посланцев ками ждет таже участь? Сколько еще дней, месяцев, лет мы сможем скрываться от правительства? И когда реальность вторгнется в наш маленький мир и заставит нас склониться перед своим величеством? Ведь нас от силы шестьдесят, а за нами придут сотни и тысячи».
С покатой черепичной крыши неожиданно с глухим звуком сорвался камень. Эйнджиро отпрыгнул в сторону, положив руку на рукоять катаны и вглядываясь напряженно в очертания здания. На крыше кто-то был. Энджи видел изломанную тень от прятавшегося за черепичным гребнем человека. Энджи еще крепче сжал катану. Мягко стукнула дверь и вышедший на улицу прислужник неторопливо зажег фонарь. Тень на крыше стала отчетливей. Тот, кто был там, наверху, был небольшого роста, и довольно худ. Он напряженно ждал. Энджи почти чувствовал его напряжение, которое передалось и ему самому. «Чужак?» - мысленно спросил себя Энджи. Тень не шевелилась. Энджи тоже замер, гася в себе даже отблески движения. Это был странный миг – одновременно объединяющий и отталкивающий. Напряжение, связывавшее охотника и добычу тонкой но прочной, как паутина нитью, повисло в воздухе, и никто не смел нарушить его, - им обоим прекрасно было известно, что в этой игре в прятки любая ошибка обернется проигрышем.
Наконец, человек на крыше сделал первый шаг – тень едва заметно качнулась и с удивительной быстротой исчезла по ту сторону здания. Оттолкнувшись ногами от опоры для крыши и подтянувшись, Энджи запрыгнул на крышу и бросился за незнакомцем, который жал по другой стороне крыши, ловко балансируя на самом краю. Он направлялся к додзё, в котором сечас никого не было из-за времени ужина. «А ты неплохо бегаешь, чертов вторженец» - одобрительно отметил Энджи, ускоряя бег. Рыжая черепица под ногами сливалась от быстрого рывка вперед слилась в один мазок кисти и полыхала, как костер. Тень приближалась, все больше приобретая очертания маленького человека. Взгляд Энджи был прикован к приближающейся тени. Никаких лишних мыслей – ничего кроме чистого, истинктивно-первобытного преследования. «Отдай свою душу в ладони ветру и позволь его ками нести тебя вперед. Мысли и чувства замедляют тело, дай твоему телу вести тебя, пока результат не будет достигнут» - так говорил Сирахира из Школы Тихого Ветра, где Энджи и научился ускоряться так, чтобы догнать жертву, кем бы она не была. Сосредоточенный на одном он не заметил, как преследуемый обернулся, пытаясь уйти в сторону, не заметил и паники, и недоумения, промелькнувших на его лице. Энджи напрыгнул на него сбоку, опрокинув его и протащив вперед по крыше, крепко прижимая всем телом к черепице.
- Ч-черт, - хрипло выдохнул преследуемый. Энджи прикрыл и открыл глаза, глубоко вздохнув, и наконец позволил себе рассмотреть жертву. Это оказался мальчишка, невысокий, но довольно крепкий, смуглокожий со вздернутым аккуратным носом и выпуклыми веками, полумесяцами, накрывавшими его тепло карие глаза, в которых сейчас досада мешалась с яростным вызовом и дерзостью. Энджи понравился взгляд мальчишки.
- Назови себя, - холодно произнес он ритуальную фразу, которую говорили самураи много веков назад в далекой Японии перед тем, как сразить своих противников.
- Акимацу Ри-инджи, - сдавленно выдохнул мальчишка: нога Энджи на груди сильно затрудняла его дыхание, - ученик господина Шоуэхея я.
Пойманный мальчишка смотрел прямо в темные глаза Энджи, без страха и робости. Энджи отпрыгнул назад, освобождая мальчишку, который тут же поднялся на ноги и принялся отряхиваться от пыли. Любопытно было то, что ночные ками свели Энджи именно с тем, кого он только что собирался отправиться искать по всей школе, ведь именно о нем говорил господин Киёура. Энджи протянул руку мальчишке, и не смотря на попытку отказаться от помощи, обхватив его за запястье, поднял на ноги.
- Разговор есть, Акимацу -кун, иди за мной.
Мальчишки спустились с крыши возле домика-кухни, откуда доносились аппетитные запахи рыбы и риса. Ловко спрыгнув с крыши, Энджи юркнул за одну из раздвижных перегородок, ведущих внутрь кухни, и скрылся в одной из кладовок. Акимацу не отставал от него не на шаг, хотя ему это было сложновато: юный командир двигался слишком быстро даже для такого тренированного путешественника, как Акимацу. Внутренне он не переставал удивляться, как его ровесник может так двигаться, как мастер боевых искусств – легко и скользяще, как след огня по глади озера.
- Сядь, - Энджи указал мальчишке на пол, напротив себя.
- Скажи, это ты углядел шпиона в городе? – черные глаза Эйнджиро настойчиво сверлили Акимацу.
- Да, я. А что? – немного с вызовом откликнулся Акимацу.
- Да так… - Энджи иронично усмехнулся, и в одно мгновение посерьезнел. – Говори все, что ты видел с самого начала. Где ты его встретил?
- Ну… - от стального голоса и неприветливого взгляда Энджи Акимацу несколько растерялся, - он был на Улице Утренних Снов, возле лавки талисманов, что за Плавучей гостиницей. Дело было так, - Акимацу поерзал, устраиваясь поудобнее, чем вызвал еще одну ироничную улыбку Энджи, - иду я в Плавучую гостиницу - передать письмо господину Хасиба Киёши от моего учителя, иду себе спокойно, насвистываю тихо, птичкам разным подражаю, окрестности оглядываю. Сначала мимо меня проскользнул какой-то подозрительный мелкий мальчишка – ушлый и вертлявый, в сером видавшем виды кимано и – что действительно интересно – с письмом, на котором я углядел императорскую печатку.
- Императорскую? – Энджи жадно вглядывался в мальчишку, - Ты не путаешь?
- Не, я ее хорошо запомнил – эту золотую хризантему.
- А мальчишка? Как он выглядел? – кажется, теперь у Энджи в городе было не два дела, а целых три. Что же будет к концу вечера?.. Не хватало еще, чтобы всякие там повара ему поручения давали вдогонку! Энджи украткой оглянулся на закрытые перегородки, из-за которых доносилась веселая болтовня поваров и сводящие с ума запахи.
- Рыжий такой, волосы спереди чуть растрепаны, а сзди заплетены в небольшую косицу. Нос острый, черноглазый, на лиса похож. Шустрый. Я только стал поближе подбираться, как он в Плавучую гостиницу сиганул и пропал.
- Ну, ты вообще быстротой не отличаешься – тебе и черепаха может скороходом показаться, - отпустил спокойный комментарий Энджи, наблюдая за тем, как злобно вспыхнул взгляд Акимацу. «Вот так, ученик. Знаю, что больно – сам испробовал, и на твоем месте был, и в ситуациях похуже. Доводилось. Но без этой боли уязвленной гордости никогда не будет у тебя крепкого духа».
Акимацу сжал кулаки. Слышать такое от мальчишки своего возраста было обидно, и плевать он хотел на то, какое место в Посланцах ками занимал этот высокомерный отпрыск наверняка какого-то знатной и древней фамилии, который наверняка относится к драке, как к искусству и совсем не знает, что такое грязные уличные потасовки, в которых часто забываются понятия чести и верности. Ничего, он еще покажет этому задаваке, на что он способен – обязательно покажет! Пусть господин Задавака не сомневается.
- Так ты и проморгал мальчишку, нэ? – переспросил Энджи. Этот вопрос еще больше разозлил Акимацу. Он едва сдерживался, чтобы не вцепиться в горло обидчику и, повалив его на пол, не выколотить из него всю его спесь.
- Да, - процедил он сквозь зубы, - Когда я вошел в гостиницу, его уже не было.
- А самурай-шпион?
- Он зашел за мной следом, отвел в сторону хозяина гостиницы и начал с ним беседовать. Часть беседы я пропустил, но видел, что хозяин сначала отвечал неохотно, а после того, как самурай показал ему какой-то листок, начал ему усердно кланяться, и стал сразу словоохотлив до ужаса. Я тут и подобрался к ним, и услышал, как незнакомец расспрашивает о Посланцах ками.
- И что же ты сделал? – ехидно поинтересовался Энджи, предвидя недальновидность мальчишки.
- Я бросился со всех ног назад в Школу, чтобы предупредить учителя, ведь это важно!
- А письмо?
- Какое п… - О, ками! А он и забыл о нем! Какой стыд! Учитель доверил ему такое важное поручение, он так гордился им, и это ж надо было так – забыть!
- Мне тебе напомнить? – голос Энджи звучал строго, - Хотя вижу, что не требуется.
- Я... – Эйнджиро поднялся, не давая ему договорить.
- Не мое это дело, Акимацу-кун, но совет я тебе дам. Не темни, и немедленно расскажи обо всем Шоухей-сану, и прими достойно любое наказание, которое он захочет на тебя наложить. Хотя я бы, наверное, не потерпел бы рядом собой человека, чья верность так же зыбка, как лунный свет на поверхности луж.
- Но я должен был…
- Слова учителя, как и слова господина, прежде всего. Прощай, Акимацу-кун. Надеюсь, мне не придется доверяться твоей верности.
Слова Энджи обожги Акимацу, хлеще огня и взглядов господина Киёуры. И самое обидное в них было то, что они были правдой. Акимацу в изнеможении опустился на пол, не смея даже взглянуть в сторону удаляющегося командира отряда Посланцев ками. Стыд за содеянное, позор и обида от того, что какой-то мальчишка смел указать ему на его ошибки, душили Акимацу. А в душе уже зрела злая решимость. «Я должен умереть, - думал он. - Смерть очистит меня, и позволит возродиться лучшим человеком, чем я теперь». Облегчение, пришедшее с этим решением, удивило Акимацу.
-
-
31.07.2010 в 02:05-
-
31.07.2010 в 10:15